Над плачем вдов, над горем
материнским
Людского гнева плещется прибой.
Пусть никогда не станет обелиском
Для всех живущих добрый шар земной!
А. Дементьев
К началу Великой Отечественной войны Наталье Михайловой–Щербаковой исполнилось 29 лет. Муж, Анатолий Григорьевич, был на фронте, воевал против ненавистных фашистов. На ее руках находились дети. Старшей, Тамаре, не исполнилось еще и пяти лет, Валере было около трех. Молодая женщина мало-помалу справлялась в то трудное время со своими материнскими обязанностями, главной из которых было накормить чем-то малышей. Недалеко от них в Медыни жили семьи брата и сестер. Особенно дружна была Наталья со своей сестрой Дуней Ветчиновой. Та тоже растила четверых детишек, так что все трудности военного времени переносили вместе.
Линия фронта приближалась к границам Медынского района. Куда спрятаться, куда скрыться от войны? Эта мысль не уходила из головы Натальи, и еще тяжелее становилось на душе от того, что наступало время очередных родов. Не для войны она захотела дать жизнь еще одному ребенку – для мирной, хотя и не совсем легкой жизни. Но тому помешала всеобщая беда.
4 октября 1941 года. Все чаще и чаще, сильнее слышны были взрывы снарядов. Наши войска временно отступали, а немецкая армада, злая, жестокая, жаждущая поработить и уничтожить советский народ, продвигалась к Москве через русские города и села, встречая на своем пути мужественное сопротивление героических советских войск. Первые бомбы всколыхнули медынскую землю. Видимо, неимоверное волнение, страх за жизнь родимых ребятишек отразились на состоянии молодой матери. 5 октября 1941 года Наталья родила дочку Любу. Акушерка, приняв роды, завернув ребенка в шерстяную шаль, поспешила домой. У нее самой там оставались дети, и нужно было уходить из Медыни подальше от взрывов и пуль.
В голове только что родившей женщины произошло что-то невероятное. Вместо того, чтобы домой бежать, она отправилась к зданию детского сада. Еще сильнее расстроилась, когда никого там не застала. Как выяснилось, сестра Дуня забрала к себе домой племянников. На протяжении трех с лишним месяцев, во время оккупации Медынского района, так и держались сестры вместе, каждый кусочек еды деля меж своими детьми.
В ту первую после родов ночь, быстро собрав все самое необходимое, Наталья Щербакова с Дуней и семью детьми отправилась через лес по старой адуевской дороге в деревню. Тамара держалась за подол юбки матери, шла молча. А маленький Валера на ручки все просился, хныкал, да сахару просил. Люба была привязана шерстяной шалью к груди матери. Шел осенний холодный дождь. Петух прокукарекал – значит близко и Екатериновка. Нашлись люди милосердные, приютили медынских беженцев в доме. Наталье с новорожденной и заплаканным сынком место на печке предложили. Кое-как всех разместили. Столовались все вместе, никого не обделяя. Так и держались друг друга. Так и выживали.
Побыв какое-то время в Екатериновке, вернулись в Медынь. Теперь уж все здесь было по-иному. Немецкая речь, немецкие взгляды на голодных притихших детей. Родной дом заняли фашисты. Боязно было входить туда, но попытались. Немцы их не выгнали, указав место в одной из подсобок. Несмышленыш Валерка чуть жизни не лишился из-за чего-то, да мама спасла, собой защитив от дула фашистского пистолета. А немец остановился, оцепенел при виде новорожденного ребенка, привязанного к груди молодой русской женщины. Снова пришлось уходить из родного дома, ставшего чужим.
В ноябре-январе, вплоть до освобождения Медыни от фашистов, скитались по окрестным деревням, жили и в сараях, и в стареньких избенках, и в курятнике. Однажды по заснеженному полю продвигались в деревню Пушкино. Шли гуськом, все восемь человек. Тамара отставала. Силы уже всех покидали. Да и откуда им, силам, взяться-то? Война. По-человечески давно не ели. Наташа оглянулась и, не увидев дочку, вернулась на ее поиски. Нашла в потемках. А та присела на зимней тропе среди снега и заснула, успев обморозить ручки и кончики пальцев на ногах.
Отчаяние нарастало от воя немецких самолетов, от взрывов бомб и снарядов, от холода и голода. «Не знаю, как смогли выжить в то страшное время, спаслись сами, детей спасли ценой своей веры в то, что скоро этот ад закончится», — говорила со слезами на глазах моя свекровь в минуты откровения. Ей не хотелось вспоминать о войне. Забыть бы ее навек. Но такое забыть невозможно.
…Приближался январь. В войне наступил перелом. Погнали назад немецких захватчиков от стен столицы. Вот и Малоярославец освободили. Начались бои за Медынь. Немцы, обозленные поражением, отходили на запад. Много солдат и офицеров полегло в битве за освобождение нашего города. Мирные жители спасались в те дни в дальних населенных пунктах, куда лишь налетами ранее появлялись фашисты. Немного домов уцелело после военных действий, но и в те, израненные пулями, оставшиеся чудом, возвращались матери с детьми да стариками. И ждали, когда кончится Великая Отечественная война. Ждали отцов, мужей, сынов – своих защитников и освободителей.
Ждала своего Анатолия и Наташа (Таля – так все ее величали). Долго от него не было весточки. Оказывается, ранен был, лечился в госпитале, совсем рядом – в Кондрове. Как только узнала об этом, пешком пошла на встречу с родным ей человеком. Из рассказа его, уже потом, после демобилизации в 1947 году, узнали, что под Ельней нашла его, пулеметчика, пуля. Снайпер выстрелил метко, под ухо попал. Через рот пуля вышла. Выжил. Потом госпитали в Кондрове, Москве, Челябинске. В военных действиях уже не участвовал, был задействован в сопровождении военных грузов на запад.
Много лет минуло с той поры, когда моя свекровь – Щербакова Наталья Степановна – поведала мне и своим внучкам о том, что я выше изложила.
Этот рассказ – лишь мизерная часть того, что пришлось пережить в ту пору оккупированному мирному населению нашей страны. Во имя мира на нашей земле потомкам необходимо знать об этой странице истории России, чтобы содеянное немецким фашизмом никогда не повторилось.
Н.А.Щербакова
(со слов Натальи Степановны
Щербаковой).